Почему в России случился бензиновый кризис

Найти виновных в бензиновом кризисе, как, впрочем, и выход из него, оказалось не так просто. Правительство обвиняет нефтяников в сговоре, а те считают, что дефицит бензина возник по причине замораживания в феврале цен на него. Исполнительный директор Российского топливного союза ГРИГОРИЙ СЕРГИЕНКО в интервью спецкорреспонденту РБК daily ГАЛИНЕ СТАРИНСКОЙ рассказал, почему в России отсутствуют реальные рыночные отношения в топливном сегменте и какие инициативы чиновников не смогут решить бензиновую проблему.

— Григорий Павлович, по каким причинам в стране возник бензиновый кризис?

— С наступлением текущего года возникли предпосылки для нарушения сложившихся логистических схем по поставкам неф­тепродуктов из оптового звена в розницу. Почему это произошло? Здесь целый ряд причин. Первая — это увеличение размеров и изменение с 1 января самой системы взимания акцизов на фоне одновременного роста мировых цен на нефть. Если раньше акциз взимался в зависимости от октанового числа, то сейчас — от экологического класса топлива. Это было сделано, чтоб стимулировать нефтяников на увеличение глубины переработки и выпуск более высоких экологических классов топлива. С нового года Россия перешла на использование бензина по экологическому классу не ниже третьего. Топливо более низкого класса может быть в обороте, но производить его уже нельзя. Некоторые ВИНК не смогли обеспечить замещение ограниченных в выпуске объемов топлива экологического класса 2 на нефтепродукты класса 3. В результате совокупности этих и еще ряда факторов (компенсация повышения социальных налогов, тарифов естественных монополий и т.п.) на топливном рынке с начала года сложился повышательный тренд.

Но 9 февраля на совещании в Санкт-Петербурге премьер-министр Владимир Путин выразил мнение о том, что цены на неф­тепродукты должны быть понижены. Однако его волновали в первую очередь дизель и авиационный керосин, цены на которые за последний квартал 2010 года и за январь—февраль существенно выросли. В профильных министерствах и ведомствах это требование распространили и на бензин. Но время для этого было выбрано неудачное — если бы цены на нефть не росли, то, может быть, критическая ситуация на нефтепродуктовом рынке и не сложилась бы. Кроме того, поручение снижать розничные цены должно было быть распространено и на оптовые. В итоге во всем мире цены на бензин росли вслед за ценами на нефть, а у нас в стране внутренний рынок в ценовом отношении стал проседать по сравнению с внешним.

— Сейчас государство пытается найти решение проблемы и уже приняло ряд мер. Как они влияют на независимую розницу?

— Государство обязало компании больше поставлять неф­тепродуктов на рынок. А кому они поставляют? Своим сетям. Даже если какие-то объемы идут на сторону, то по непроходимым ценам. ВИНК сами работают в убыток, а независимая розница находится просто в коллапсном состоянии. Выход — адекватное оптовым повышение розничных цен, что вызовет вал инфляции, поэтому правительство на это не пойдет. Тем более в предвыборный год.

Была инициатива снижать акцизы, но это снижение доходной части бюджета. Можно, конечно, сотрясать воздух подобным предложением, но когда оно дойдет до министра финансов Алексея Кудрина, он поставит на нем крест. Изменение порядка взимания НДПИ затрагивает интересы всей системы налогообложения. Но я не думаю, что в ближайшее время налоговая система радикально изменится. Кроме того, стоит понимать, что если мы вступим в ВТО, нас заставят снять вывозные пошлины и наши цены все равно приблизятся к европейским.

Те меры, которые принимает государство, пока положительного результата независимым операторам рынка не приносит. Купить бензин по-прежнему невозможно. Например, на Московском заводе выстроилась очередь на сутки вперед. Сейчас каждая из ВИНК решает свои собственные проблемы, а не в целом. Нет объединяющего рыночного механизма, а это приводит к тому, что каждый работает по своему усмотрению.

— Получается, что каждый преследует свои цели?

— Да. Структура российского рынка АЗС следующая: 60—65% заправок принадлежит независимым компаниям, а остальные входят в структуру ВИНК. Для крупных компаний прибыль от розничного бизнеса в совокупном объеме дохода мизерная. Например, у «Роснефти» она составляет 4%, у ЛУКОЙЛа — 3%. Для них эта часть совокупного бизнеса выполняет функции логистики по сбыту топлива и обеспечению присутствия на рынке фирменного тренда. Основной доход они получают от оптовой торговли, а перед своими АЗС не ставят задачу зарабатывания денег. Для своих АЗС они могут устанавливать маржу 3—5%, при которой независимая розница просто не может работать, не покрываются издержки.

Сейчас нефтяники стараются сдерживать цены на своих АЗС, выполняя команду государства. В то же время оптовые цены поднялись до паритета мировой стоимости нефти. Топливо, которого на рынке очень мало, по таким ценам независимые компании не готовы покупать, так как придется торговать себе в убыток. ЛУКОЙЛ принципиально не продает бензин на сторону. «Роснефть» — тоже только для своих АЗС. Госкомпании приходится приобретать топливо стандарта третьего класса у других производителей, поскольку собственные заводы пока не способны производить необходимые объемы. Получается, что независимым операторам просто не втиснуться. В итоге в период бензинового кризиса у ВИНК и независимых участников рынка проявились разные конечные экономические цели ведения розничного бизнеса. Именно поэтому проблемы начались в тех регионах, где много независимых АЗС.

— ФАС предлагала разделить нефтепереработку и розничный бизнес. Как вы считаете, это могло бы решить проблему?

— Я согласен с предложением вычленить розницу у нефтяных компаний. Операторы АЗС должны быть самостоятельны и конкурировать между собой по доступу к ресурсам нефтепродуктов и в ценовой политике.

Существующая инфраструктура нефтепереработки создавалась для плановой экономики. Тогда строили не из конкурентных соображений, а исходя из необходимости обеспечения нефтепродуктами определенных регионов. Никто не думал, что рядом надо ставить два завода, которые бы конкурировали между собой, как это сделано в других странах. Так, например, в Англии в городе Корутоне рядом стоят два завода ВР и Shell. Плечо доставки топлива до конечного потребителя у них одинаковое.

После 1991 года у нас был рынок со множеством независимых продавцов и бирж. Розница развивалась самостоятельно за счет увеличения доли независимых АЗС. Затем в нефтянку пришли крупные игроки. Они поделили добычу, заводы и розницу. Вся рыночная шелуха отпала, возникли джобберы, система франчайзинга. Тогда была большая волна перепродажи независимых АЗС ВИНК. Нечто подобное может инициировать и нынешний топливный кризис. В результате нефтяники, приобретая сети заправок, строили региональные монополии. Они поделили розничный рынок по зонам своего влияния в зависимости от расположения принадлежащих им заводов.

Считать, что у нас конкурентный рынок, большая ошибка. Существующий сегодня монополизм перешел к нам из советского прошлого. Хотя по закону нефтяная отрасль в общегосударственном масштабе не является естественной монополией и государство не вправе административно регулировать цены.

Сейчас в стране 28 крупных нефтеперерабатывающих заводов, в то время как в США 150—170, которые конкурируют между собой. У нас говорят, что надо строить новые заводы. Зачем? Они нам не нужны. Общая суммарная мощность имеющихся по первичной переработке — 275 млн т, в то время как в прошлом году НПЗ переработали 250 млн т при добыче 505 млн т нефти. То есть даже существующие перерабатывающие мощности в стране недозагружены.

Необходимо повышать глубину переработки. У нас она в среднем по заводам 71% (в Европе — 90%, в США — 95%). Если мы доведем переработку до европейского показателя, бензина у нас будет более чем достаточно, еще и в страны СНГ поставим. В настоящее время обсуждается идея возвращения производства и оборота топлива второго класса. Конечно, это позволит вернуть бензин на рынок, но по экологическим требованиям мы вынужденно сделаем шаг назад.

— Сейчас Минэнерго предложило продать один из российских НПЗ «Роснефтегазу», мощности которого должны предоставляться независимым давальческим структурам.

— Я не вижу абсолютно никаких перспектив реализации идеи. Для этого нам нужен свободный рынок нефти, где можно было свободно покупать и продавать сырье. В России существует 230 малых НПЗ, перерабатывающих до 10 млн т нефти, но они выпускают топливо, уже не соответствующее техрегламенту. К тому же нефть сейчас сложно купить у нефтяников. Они своим величием уже задавили независимых операторов. Все должны работать в единой системе, а не создавать привилегии отдельным структурам.

— А чего ждать в следующем месяце на рынке нефте­продуктов?

— Сейчас уже проявляются признаки стабилизации на рынке нефтепродуктов. Розничные цены подросли, и разница между ними и оптовыми сократилась. С минимальной маржой в рознице независимым субъектам рынка некоторый период работать можно будет, и такое положение характерно для весенне-летнего периода. Думаю, что в июне будет происходить дальнейшая стабилизация с проявлением тренда на уменьшение цен.