"Я доволен своей судьбой"

Мы привыкли жить спокойной и размеренной жизнью, следуя привычному порядку вещей. Но иногда судьба дает нам шанс испытать что-то новое – удивительный подарок, который боязно принять, но еще страшнее от него отказаться. Когда дует ветер перемен, нужно не строить укрытие, а поднимать паруса. И куда занесет тебя этот корабль, ведомо только судьбе. 

Юрий Андреевич Лосюк родился в Орловской области, здесь же прошли его детство и юность. С ранних лет ощутив в себе склонность к точным наукам, он принял решение поступить на механико-технологический факультет Белорусского политехнического института, по завершении которого попал по распределению на завод имени Кирова. В то же время Юрий Андреевич решил продолжить обучение в аспирантуре и обратился на кафедру, которая в то время называлась «Теоретическая и общая теплотехника». С тех самых пор, с 1964 года, его трудовая жизнь протекала в стенах этого университета. Казалось, жизнь так и будет катиться по накатанной колее, но судьба уже готовила ему сюрприз. В 1980 году Юрий Андреевич оказался на Мадагаскаре.

– Просто невероятно! Как Вас занесло на Мадагаскар?

 – Родина отправила. Во времена Советского Союза квалифицированных преподавателей нередко отправляли на три-четыре года работать в страны Африки, в Алжир, Тунис, Гвинею… Вот и я решил попробовать – написал ректору мадагаскарского университета, окончил курсы французского языка и поехал.

– С радостью?

– С радостью и тревогой. В детстве мы только пели песни про Африку, а вот так взять собраться и уехать… Это казалось просто нереальным. К тому же до меня никто из нашей республики не отправлялся на Мадагаскар.

– То есть Вы стали первопроходцем?

– Получается, так. Я стал первым и провел на Мадагаскаре четыре года. Вторым, кстати, тоже был преподаватель с нашей кафедры.

– Вам тяжело было прижиться? Ведь все-таки разные климатические условия, разные культуры…

– Тяжело, откровенно скажу. В отношении климата было очень тяжело, хотя нельзя сказать, что он был слишком суров. Мадагаскар – островное государство, так что температура редко поднималась выше 31-32 градусов. В Беларуси летом иногда и пожарче будет. Но на Мадагаскаре влажность воздуха – 100%, и это очень досаждало. Болезни, конечно, тоже усложняли жизнь, поскольку мы были не очень хорошо подготовлены.

Дело в том, что подавая заявление на поездку в командировку, мы до последнего момента точно не знали, кто поедет, а кто нет. Так что я, как и все, окончил языковые курсы в Москве, вернулся в Минск и спокойно продолжил преподавать дальше, не слишком веря в удачу. И вдруг спустя некоторое время – звонок из Москвы: «Вы нам контракт срываете! Вы едете на Мадагаскар, у вас неделя на сборы». А я-то был в полном неведении! Мы собрались поскорее, жена уволилась с работы, и через неделю мы были на Мадагаскаре, не совсем подготовленные и не до конца верящие в происходящее.

– Ваша семья не была против переезда?

– Нет, думаю, им тоже было интересно. К тому же без семьи ехать не рекомендовалось – было бы слишком тяжело и одиноко. Все-таки чужая страна, чужой язык. Французского я никогда не знал, так что осваивать пришлось в чрезвычайно быстром темпе. Десять месяцев подготовки в Москве – и вперед, читай лекцию на французском. Постепенно моя жизнь вошла в свою колею, но без семьи было бы, конечно, очень трудно. Это сегодня можно набрать номер на мобильном телефоне и позвонить на другой конец земного шара. А раньше связь была не очень качественной, что, впрочем, вполне объяснимо: до столицы, через которую шли все звонки, была тысяча километров, а до Минска – еще двенадцать тысяч.

– Вашей семье удалось прижиться на новом месте?

– Вы знаете, удалось. Жена там не работала, а малыш – ему тогда было пять лет – мигом перезнакомился с местными ребятами. Мы жили в четырехэтажном доме, предназначенном для преподавателей университета, а внизу под нами жили местные учителя. Это была многодетная семья, с кучей детей от пяти до тринадцати лет. Они тут же подружились с нашим ребенком и так и летали повсюду стайкой. Так что он себя там очень хорошо чувствовал, а когда через два года подошло время поступать в школу, мы отправили его домой пожить у бабушки, а сами остались на Мадагаскаре еще на два года.

– На Мадагаскаре Вы занимались исключительно преподаванием?

– Помимо преподавания, чтения лекций, там приходилось писать методички, сборники задач, поскольку учебников у них не было. Хотя лекции, конечно, несколько отличались от наших. Там поток был – тысяча человек. Пятьсот у меня, пятьсот у француза, который вообще не имел отношения к преподаванию, он был инженером. Но ему, как и нам, приходилось брать в руку микрофон и выступать в громадной аудитории перед пятью сотнями студентов.

– Там, похоже, студенты не прогуливали?

– Нет, что Вы. Правда бастовали иногда. (Смеется)

– Бастовали? По какому поводу?

– Ну, курицу не дали в обед, еще что-нибудь такое. Но вообще отношение к учебе у них намного лучше, чем у наших студентов. Дело в том, что там царила жесточайшая конкуренция, и решение о переводе студента на следующий курс решал не декан, как у нас, а специальная комиссия из нескольких преподавателей, возглавляемых председателем жюри. Он и выносил решение о переводе на другой курс в зависимости от оценок студента. Выставление оценок было абсолютно объективным: до проверки имя и фамилия студента, сдавшего работу, заклеивалась, так что мы не знали, кого оценивали. Только на заседании комиссии, когда все оценки были выставлены, документы вскрывались, и устанавливалась личность писавшего. И на основании результатов работы проводился отбор. Мне довелось принимать в нем участие, поскольку меня выбрали председателем жюри. Из пятисот человек на второй курс мы перевели всего около сотни.

– Довольно суровые правила! Как студенты к ним относились?

– Правила строгие, но справедливые, так что конфликтов на этой почве никогда не было. Были иногда нарекания на качество преподавания, но не по отношению к нам – в основном, к местным, иногда и к французам. Советских преподавателей на севере Мадагаскара было всего трое, так что мы были в меньшинстве, зато все со степенями и с опытом работы. Так что наш уровень преподавания студентов устраивал.

– А что делали студенты, если им не нравилась работа преподавателя? Бастовали?

– Просто не появлялись на лекциях. Вот не придут все пятьсот человек – и делай, что хочешь!

– Какое у Вас самое яркое воспоминание о Мадагаскаре?

– Подводный мир.

– Вы занимались дайвингом?

– Да, но тогда это называлось подводная охота.

– И на кого Вам довелось поохотиться? Ведь у каждого рыбака есть свой белый кит.

– Ну, белый кит мне не попадался, так что охотился на того, кто встретится, – на рыбок. Довелось полюбоваться гигантскими метровыми черепахами. Если честно, поначалу было страшновато, потому что условий – никаких. Богатство страны в ее недрах, а люди бедствуют, экономическое развитие слабое. Вот и выплывают в море на лодочках, у которых конструкция – вековой давности. О дикой природе тоже нельзя забывать: отдыхающих там не было, так что акулы плавали без всякого стеснения, а вот нам иногда бывало неуютно. Хотя в целом воспоминания очень теплые

– Когда Вы вернулись на родину?

– В 1983 году. Вернулся и продолжил работать на старом месте, будто и не уезжал никуда. Только наша кафедра «Теоретическая и общая теплотехника» объединилась с другой, профилирующей, и стала называться «Промышленная теплоэнергетика и теплотехника». Через два года мне предложили должность заместителя декана по работе с иностранными студентами. Тогда их много училось на нашем факультете, порядка трехсот пятидесяти человек, и нужны были люди с опытом.

– Вам, несомненно, опыта не занимать. Ведь Мадагаскар был не единственной страной, которую Вы посетили. Я права?

– Да, правы. Мне довелось побывать в Англии, Польше, а в 1960-м, еще когда я был студентом, меня направили на стажировку в ГДР в составе первой группы. До нас еще никто там не стажировался.

 – Похоже, у Вас судьба первооткрывателя.

– Похоже на то! (смеется). В те времена с выездом за границу было сложно, так что, когда нам, группе из семи человек, разрешили поехать на стажировку, мы очень обрадовались. На практике мы провели полтора месяца, причем реально работали, а не просто сидели. Мы приходили на заводы, знакомились с немцами, наблюдали за их работой. У них нам действительно многому удалось научиться, так что я был под впечатлением. Тем более, это был мой первый выезд за границу.

– И каковы были первые впечатления?

– Впечатления? Первая мысль: не так, как у нас. Все по-другому. В Европейских странах уклад жизни был совершенно иным, особенно в сравнении с СССР; они свободнее – куда захотел, туда пошел. Вот в Англии, к примеру, никто не понимал нашего статуса. Мы были преподавателями с пяти- или шестилетним стажем работы, с научными степенями, а жили в студенческих общежитиях. Даже в посольстве не понимали, кто мы, но зато когда нужно было перевести доклад с русского на английский или отвечать на вопросы – нас быстренько призывали на помощь.

– Советские специалисты самые лучшие!

– Конечно. Когда читаешь написанное и подготовленное – это одно, а разговор на иностранном языке поддержать или на вопросы ответить – это совсем другое. Профессор и не поймет вопроса, тем более, с наречиями местными.

– За все время Ваших путешествий, где Вам пришлось тяжелее всего?

– Сначала, конечно, на Мадагаскаре – уж очень жизнь там отличалась от нашей. Но с другой стороны, в Англии мы были предоставлены самим себе. Никого не интересовало, что ты делаешь, какими исследованиями занимаешься, какие эксперименты проводишь, сколько торчишь в библиотеке и торчишь ли вообще… Это было непросто, но увлекательно. Делаешь шаг из университета – и тут же встречаешь что-то интересное, получаешь возможность посетить места, о которых раньше только слышал, Британский музей, к примеру. Вот хотелось тебе всегда его своими глазами увидеть – а как туда доберешься? Едва ли не единственной реальной возможностью выехать за границу была командировка.

– Вам приходилось сталкиваться с конфликтами на почве национальности, разного менталитета?

– Нет, воспринимали нас вполне нормально. Хотя, как я и говорил, не всегда понимали, кто мы. Но когда видели, что мы разбираемся в науке и знаем свое дело, быстро устанавливались хорошие отношения и с преподавателями, и со студентами. Так что могу смело сказать, проблем, связанных с национальностью, у меня не возникало.

– Сохранились ли у Вас друзья за границей?

– Давно это было... После возвращения с Мадагаскара я какое-то время переписывался с коллегой французом, примерно с 1980 по 1984 год. Но с той поры столько воды утекло, что контакты потерялись. С поляками нам удалось подружиться, хотя и не сразу, сначала отношения были довольно напряженными. С чем это связано? С историческим прошлым, с Великой отечественной войной. Ну не помог Советский Союз когда-то, разве мы виноваты? Но со временем мы подружились и долгое время переписывались, они приезжали к нам в гости, мы – к ним. Вот совсем недавно, в сентябре, ездили в Польшу с нашими студентами.

– Что это была за поездка? Расскажите поподробнее.

– Мы ездили в технический университет города Люблина. Между нашими университетами несколько лет назад был заключен контракт о сотрудничестве, но он был довольно формальным – поддерживать тесные контакты у нас как-то не получалось. Но в этом году в Люблинском университете появился новый ректор и настоял на личной встрече, чтобы несколько «оживить» подписанное соглашение. Мы приняли приглашение и не пожалели. Было очень интересно и нам, и студентам. Конечно, многие из них уже бывали за границей – кто в Италии, кто в Германии, но в Польшу приезжали впервые. В процессе поездки мы получили возможность поделиться опытом, оценить новые установки. Нашим студентам даже удалось поработать на их оборудовании, познакомиться с приборами, которых у нас еще нет.

– То есть поездка прошла удачно – контакт налажен?

– Да, и надеемся, что нам удастся сохранить эти взаимоотношения. Мы готовы делать для этого все возможное. Летом собираемся принимать гостей у нас, ведь нам тоже есть что показать. Имея возможность сравнивать уровень образования, мы заметили, что кое-что у них лучше, кое-что лучше у нас. Несомненно, у них более качественное оснащение лабораторий за счет того, что существенную помощь Польше оказывает Европейский союз. Для них купить в университет какое-то оборудование – не проблема, а у нас всегда все в последний момент. Но и мы смогли приятно удивить поляков. Наши студенты дали концерт прямо в кабинете у ректора. Он очень проникся. Готовясь к поездке, мы специально подбирали ребят, которые не только хорошо учатся, но имеют и какие-то творческие интересы. Кто-то поет, кто-то играет на гитаре, кто-то на балалайке. В общем, показать себя они умеют.

– Похоже, миф о зацикленных на науке «технарях» не имеет отношения к реальности?

– Совершенно не имеет. К нам часто приходят студенты с серьезным интересом к творчеству. Кто-то музыкальную школу закончил, кто-то в студии работает, и нас очень радует, что в студенческой жизни они эти увлечения не теряют. Неловко хвалиться, но уже три года подряд наш факультет получает гран-при на ежегодном фестивале студенческого творчества. Он проходит весной и включает самые разные номинации – и танцы, и вокал, и драматургию. Причем жюри собирается очень серьезное, из профессионалов – режиссеров, музыкантов, актеров. Даже бывали случаи, когда прямо на заключительном этапе конкурса они приглашали студентов к себе – в консерваторию, в студию или в театр.

– Были те, кто поддался соблазну и покинул свою альма-матер?

– Ну, такие случаи были, но не на нашем факультете. А в целом, отзывы со стороны нашей творческой элиты в адрес наших студентов очень лестные. В общем, скучать нам не приходится.

– Похоже, покружив по миру, Вы снова вернулись в родную гавань. Вы этим довольны? Или предпочли бы, чтобы жизнь сложилась иначе?

– Я своей судьбой доволен. Мне действительно довелось много путешествовать, причем вышло это как-то само собой, без особых усилий с моей стороны. Жизнь сама меня направляла и, в конце концов, вернула обратно. И я думаю, здесь и есть мое место.

Подготовила Наталья Коношенко